Морис Леблан - Арсен Люпен - благородный грабитель
В течение двух лет Луи Лакомб регулярно посещал особняк Андерматта, представляя на суд банкира усовершенствования, которые вносил в конструкцию; так продолжалось до того дня, когда, удовлетворенный собственной работой, ибо наконец-то был найден искомый вариант, инженер попросил месье Андерматта предпринять обещанные шаги.
В тот день Луи Лакомб обедал в доме Андерматта. Вечером, примерно в половине двенадцатого, он ушел. С тех пор его больше не видели.
Если перелистать газеты того времени, то можно встретить сообщение о том, что семья молодого инженера обратилась за помощью к правосудию и что прокуратура проявила озабоченность. Но ни к чему определенному это не привело, и в итоге сошлись на том, что Луи Лакомб, слывший оригиналом и фантазером, никого не предупредив, отправился в путешествие.
Примем на веру это предположение... хоть оно и неправдоподобно. Но возникает вопрос, имеющий первостепенное значение для нашей страны: что стало с чертежами подводной лодки? Не увез ли их Луи Лакомб с собой? Не уничтожены ли они?
Очень серьезное расследование, предпринятое нами, показало, что эти чертежи существуют. И они оказались у братьев Варен. Почему? Установить это окончательно нам пока не удалось, точно так же нам неизвестно, почему они не пытались поскорее сбыть их с рук. Боялись, что возникнет вопрос: как они к ним попали? Во всяком случае такое опасение удерживало их недолго, и мы с полной уверенностью можем утверждать следующее: чертежи Луи Лакомба стали собственностью иностранной державы, и мы имеем возможность опубликовать переписку, которой обменивались по этому поводу братья Варен и представитель упомянутой державы. В настоящее время "Семерка червей", изобретенная Луи Лакомбом, построена нашими соседями.
Удовлетворит ли действительность оптимистические ожидания тех, кто был причастен к этому предательству? У нас есть основания надеяться на обратное, и хотелось бы верить, что предстоящее событие не разочарует нас".
К этому тексту был подверстан постскриптум:
"Последнее сообщение. Мы справедливо надеялись. Наши особые информаторы разрешают сообщить, что испытания "Семерки червей" оказались неудовлетворительными. Вполне возможно, что в чертежах, переданных братьями Варен, не хватало последнего материала, принесенного Луи Лакомбом господину Андерматту в тот вечер, когда он исчез, материала, необходимого для понимания проекта в целом, своего рода резюме, в котором содержатся окончательные выводы, расчеты и измерения, заложенные в других бумагах. Без этого документа чертежи как бы полузакончены; так же как без чертежей сам этот документ бесполезен.
Таким образом, еще есть время действовать и вернуть то, что нам принадлежит. В этом довольно щекотливом деле мы очень полагаемся на помощь господина Андерматта. Он наверняка посчитает своим долгом объяснить необъяснимое поведение, которого он придерживался с самого начала. Он не только расскажет, почему скрыл то, что ему было известно, в момент самоубийства Этьена Варена, но и не станет замалчивать причину, побудившую его никогда никому не рассказывать об исчезновении бумаг, хотя он знал об этом. Он разъяснит, почему в течение шести лет нанятые им агенты следили за братьями Варен.
Мы ждем от него не слов, а дела. Иначе..."
Угроза была грубой. Но в чем она состояла? Какое средство для устрашения Андерматта имелось в распоряжении Сальватора, автора статьи... с вымышленной фамилией?
Туча репортеров набросилась на банкира, но в ответ на ультиматум в десяти интервью было выражено полное презрение к угрозе. На что корреспондент "Эко де Франс" отреагировал такими тремя строчками:
"Хочет того господин Андерматт или нет, но с настоящего момента он является нашим помощником в затеянном нами предприятии".
В тот день, когда появилась эта реплика, мы с Даспри обедали вместе. Вечером, разложив газеты на столе, обсуждали дело, анализировали его со всех сторон и были раздражены до предела, словно путники, которые бредут неизвестно куда в темноте и все время натыкаются на одни и те же препятствия.
И вдруг, хотя слуга не докладывал и звонок не звонил, дверь открылась и вошла укрытая густой вуалью дама.
Я тут же встал и подошел к ней.
- Это ваш дом, месье? - спросила она.
- Да, мадам, но признаться...
- Калитка, что выходит на бульвар, оказалась незапертой, - объяснила она.
- А дверь в передней?
Она не ответила, и я подумал, что ей пришлось обойти дом и подняться по черной лестнице. Значит, она знала, как пройти?
Воцарилось неловкое молчание. Она посмотрела на Даспри. По инерции, как сделал бы это в любой гостиной, я представил его. Затем попросил даму сесть и изложить цель ее визита.
Незнакомка сняла вуаль, и я увидел, что она брюнетка с правильными чертами лица, быть может, не красавица, но во всяком случае бесконечно очаровательная женщина, что исходило в основном от ее глаз, серьезных и печальных.
- Я мадам Андерматт, - сказала она просто.
- Мадам Андерматт! - повторил я, не переставая удивляться.
И снова - молчание, но вот она заговорила тихим голосом, все больше обретая спокойствие:
- Я пришла по поводу известного вам дела. Подумала, что, может быть, смогу получить от вас какие-нибудь сведения...
- Боже мой, мадам, я знаю обо всем этом не больше того, что пишут в газетах. Будьте любезны, скажите точнее, чем я могу быть вам полезен.
- Я не знаю... Не знаю...
Только тогда я заметил, что ее спокойствие было наигранным, а самообладание - только видимость, за которой скрывается огромная растерянность. И мы замолчали, почувствовав себя одинаково неловко.
Но Даспри, все это время наблюдавший за гостьей, подошел к ней и сказал:
- Вы позволите, мадам, задать вам несколько вопросов?
- О да! - воскликнула она. - Так я смогу все рассказать.
- Вы будете говорить... какие бы вопросы вам ни задавали?
- Да, какие угодно.
Он подумал и произнес:
- Вы знали Луи Лакомба?
- Да, через мужа.
- Когда вы видели его в последний раз?
- Когда он ужинал с нами.
- В тот вечер ничто не могло навести вас на мысль, что вы его больше не увидите?
- Нет. Он действительно упомянул о путешествии в Россию, но просто так, мимоходом!
- Значит, вы полагали, что увидите его снова?
- Через день за обедом.
- И как вы объясняете исчезновение Лакомба?
- Я никак не могу его объяснить.
- А месье Андерматт?
- Не знаю.
- Однако...
- Не спрашивайте меня об этом.
- Статья в "Эко де Франс", кажется, намекает...
- Она намекает на то, что браться Варен имеют какое-то отношение к этому исчезновению.
- Вы тоже так думаете?
- Да.
- На чем основано ваше убеждение?
- Когда Луи Лакомб уходил от нас, в руках он держал портфель со всеми бумагами, относящимися к его проекту. Через два дня мой муж встречался с одним из братьев Варен, с тем, что жив, и во время этой встречи муж получил доказательство того, что бумаги находятся в руках братьев.
- И он их не выдал полиции?
- Нет.
- Почему?
- Потому что в портфеле, помимо бумаг Луи Лакомба, находилось кое-что другое.
- Что?
Она смутилась, собралась было ответить, но в конце концов предпочла молчать. Даспри продолжал.
- Вот, значит, какова причина, заставившая вашего мужа не обращаться в полицию и установить слежку за братьями. Он надеялся вернуть бумаги и вместе с ними то, другое... нечто компрометирующее, чем воспользовались братья, чтобы воздействовать на него, шантажировать...
- Его... и меня.
- О! Вас тоже?
- В основном меня.
Она произнесла эти слова сдавленным голосом. Даспри посмотрел на мадам Андерматт, прошелся по комнате и опять вернулся к ней:
- Вы писали Луи Лакомбу?
- Конечно... мой муж был связан...
- Вы не писали Луи Лакомбу... других писем, помимо официальных? Простите мою назойливость, но мне необходимо знать всю правду. Писали вы другие письма?
Заливаясь краской, она прошептала:
- Да.
- И эти письма попали к братьям Варен?
- Да.
- Значит, месье Андерматт знает об этом?
- Писем он не видел, но Альфред Варен сообщил ему об их существовании, пригрозив, что опубликует, если муж предпримет что-либо против него или его брата. Мой муж испугался... отступил, не желая скандала.
- Однако пустил в ход все средства, чтобы вырвать у них эти письма.
- Все средства пущены в ход... по крайней мере я так думаю, ибо с той последней встречи с Альфредом Вареном после нескольких очень грубых слов, в которых он изложил суть их разговора, между мужем и мной больше не существует никакой близости, никакого доверия. Мы живем как чужие.
- В таком случае, если вам нечего терять, чего вы боитесь?
- Какой бы безразличной я не стала для него, я все же та, которую он любил и мог бы еще любить. О, в этом я уверена, - прошептала она с жаром, он и любил бы меня до сих пор, не подвернись ему эти проклятые письма...
